Жур Петр Владимирович

Известный шевченковед, заместитель редактора журнала «Звезда», лауреат Шевченковской премии, член Петербургского украинского общества.

Родился 13(26).10.1914. Умер в 2002 году.

Источник: http://svitcrim.ru/index-section=article&artID=1742.htm

Архив известного шевченковеда Петра Жура будет передан Национальном музее Тараса Шевченко в Киеве. Об этом собственному корреспонденту Укринформа в РФ сообщил советник Посольства Украины в Российской Федерации, доктор искусствоведения Владимир Рожок. 
Писатель и журналист, переводчик и популяризатор украинской литературы в России Петр Владимирович Жур - родом из Черкащины, но почти всю жизнь прожил в городе на Неве, был заместителем главного редактора журнала "Звезда". В последние годы жил в поселке Томилино Люберецкого району Московской области. Умер в прошлом году в Киеве.
Петр Жур является автором 7 книжек, посвященных Тарасу Шевченко. В 1980 году Петру Журу присуждена Национальная премия Украины имени Тараса Шевченко за участие в создании "Шевченковского словаря".

Источник: http://kobzar.info/today/about/2003/07/23/746.html

ЖУР Петро Володимирович [13(26).10.1914, с.Гарбузин, тепер Корсунь-Шевченківського р-ну Черкаської обл.] — російський і український письменник, літературознавець, перекладач.

Закінчив 1950 Леніградський університет. Працював у редакції журналу “Звезда”, був заступником головного редактора цього видання. Дослідник життя і творчості Шевченка. У ленінградських та ін. архівах широко досліджував документальні матеріали про Шевченка та його оточення. 

Автор художньо-документальних книжок “Шевченківський Петербург” (1964), “Третя зустріч” (1970), “Літо перше” (1977), “Дума про Огонь” (1984), “Шевченківський Київ” (1989), літопису життя і творчості поета — “Труди і дні Кобзаря” (російською мовою: СПб., 1996, готується видання українською мовою). Брав участь у створенні “Шевченківського словника” (Т.1–2, 1976–77).

Державна премія України ім. Т.Г.Шевченка (1980). Переклав російською мовою ряд творів білоруських та українських поетів — Янки Купали, Якуба Коласа, Лесі Українки, П.Тичини, М.Рильського, В.Сосюри, І.Драча та ін.

О Журе-редакторе. Из повести Рольникайте Мария Григорьевна "Это было потом"
"ТРИ ВСТРЕЧИ" 
   
  Повесть "Три встречи" в "Звезде" прошла редактуру без особых осложнений, если не считать нескольких весьма существенных требований заместителя главного редактора П.В. Жура . 
  До назначения в редакцию Жур служил в КГБ в чине подполковника и в новой должности бдительно стоял на страже идейности публикуемых произведений. 
  Ко мне он, как ни странно, относился хорошо. В свое время, прочитав рукопись "Я должна рассказать", даже позвонил домой, произнес много добрых слов и заверил, что он, безусловно, за ее публикацию. И позднее, когда я приходила в редакцию, звал Марусей, этим подчеркивая доброе ко мне отношение и гордился, что книжка выходит за рубежом. 
  На рукопись "Трех встреч" он тоже поставил "за", но "с учетом пометок на полях плюс еще одного замечания: в повести нет ни одного русского героя. Почему бы не дать ...образ несгибаемого русского... Но это надо дать в рембрантовско-довженковском ключе". 
  Замечания на полях, которые мне следовало учесть, были подобного рода. Например, против фразы: "Сначала, летом, когда немцы заняли город..." Жур написал: "Об этом так - походя? А ведь это началась война с СССР! Надо другой переход. Иной ритм!" Более красноречивой оказалась другая пометка. Моя героиня Ирена, попав в экстремальную ситуацию и боясь, что может угодить в руки немцам, уговаривает себя, что этот страх надо подавить, - не такие уже они всемогущие. Насилие - орудие слабых.. Последние три слова Жур вычеркнул, а рядом написал: "Не всегда и не всякое". Оспаривать это его мнение я не стала. Несколько менее существенных замечаний тоже пришлось учесть. Но требование в законченную рукопись включить еще одного героя, к тому же в некоем "рембрантовско-довженковском ключе" меня привело в отчаяние. И я решила пойти к Журу и объяснить, что сделать это невозможно. 
  Он прервал меня на первых же словах: 
  - Русский народ вынес на своих плечах главные тяготы войны, и хотя бы один его представитель в повести должен быть. 
  Все же я пыталась объяснить, что повесть уже завершена, и вставить дополнительное действующее лицо невозможно, да и само действие происходит в Литве в первые месяцы оккупации, когда сопротивление еще только зарождалось. 
  Он махнул рукой. 
  - Партия оставляла людей для борьбы в тылу. 
  Я, помня поспешное отступление советских солдат, возразила: 
  - В Литве не успели, немцы ее оккупировали слишком внезапно. 
  - Бросьте наводить тень на Красную Армию! Там, где не успели оставить коммунистов, вскоре все-таки было организовано подполье. 
  От этого "Бросьте!" я почувствовала себя на допросе у следователя КГБ, хотя сидела в кабинете редакции. Но все же заставила себя объяснить: 
  - Это было потом. На парашютах сбрасывали, в основном литовцев или евреев, знающих литовский язык, иначе их бы сразу задержали. Русские партизаны в отрядах тоже были, но только те, кому удалось избежать плена, и кого в начале укрывало местное население. 
  Жур багровел, и я взмолилась: 
  - Петр Владимирович , у меня же в повести люди разных национальностей - и литовцы, и евреи, и поляки. Есть даже хорошая немка, спасшая Ирену от публичного дома. А ведь показать, что были и хорошие немцы, для меня самой очень важно... 
  Жур захлопнул папку. 
  - Без русского героя повесть не пойдет! - и вернул ее мне. 
  Шла по Моховой, а в ушах стоял голос Жура: "Без русского героя повесть не пойдет!" 
  Повесть не пойдет... 
  Да, это так. Русский народ вынес главные тяготы войны. Но ведь война коснулась всех народов. У меня в повести есть даже цыганка. Она утешает соседок по тюремной камере. Так может... Я ухватилась за мелькнувшую мысль... Может, туда... в тюрьму... могла попасть и русская женщина. 
  Я ускорила шаг. По Литейному мосту почти бежала, - мысли торопили. Ведь жен русских офицеров, которые не успели эвакуироваться, немцы сначала заточили в два больших дома на улице Субачяус, а потом их тоже увезли в Панеряй и расстреляли. Так было. Внезапно возник новый сюжет... Был же случай, когда один мужчина из гетто, которого только ранило, и засыпало лишь тонким слоем земли, ночью выбрался из ямы и выполз за ограду. Но никто из окрестных жителей его к себе не пустил, он вынужден был вернуться в гетто, и все рассказал. Так же могло произойти с любым человеком. Допустим... Допустим, жена русского офицера так же избежала смерти: легко раненая, выждав, когда уйдут солдаты, сумела выбраться из-под трупов и добралась до города. Но там ее все равно поймали и повели в тюрьму. Да, я могу ввести такой эпизод, и в этом не будет неправды. 
  Я сама удивилась, что так складно и достоверно все придумала. 
  Через неделю я отнесла в редакцию рукопись с новым эпизодом. 
  Жур ее второй раз не читал, поверил заведующему отделом прозы Смоляну, что я его замечания учла (хотя ничего в "рембрантовско-довженковском ключе там не появилось) и "Звезда" повесть опубликовала. А в 1970-ом году она вышла в Издательстве "Советский писатель" и впоследствии была переведена на немецкий, венгерский и чешский языки.