Источник: http://www.journalists.spb.ru/about/KP/lepehin/
Cаша Лепехин… Кто знал его, тот помнит, как был он красив, остроумен. Про таких говорят: праздничный человек, душа компании. А компании были под стать ему – журналистское братство в те годы являло собой нечто искрометное. Только так, смеясь и подшучивая надо всем, что нас окружало в официальной жизни, можно было сохранить «душу живу».
Он ее и сохранил, оставаясь верным литературным пристрастиям юности, ценил настоящую прозу, настоящие стихи и – настоящих друзей.
Он ушел рано, что называется, до срока, а у друзей, у жены, у дочери осталась горькая привилегия скорбеть и помнить.
Но как замечательно, что в семье, которую Саша так любил, растет внук, названный в его честь Сашей. И есть внучка Ира, и, значит, жизнь продолжается, жизнь Саши Лепехина.
Сущность времени мы начинаем постигать только в зрелом возрасте. А что такое, вообще, время? Может быть, его надо сравнивать с земной колыбелью, в которой пребывает всё человечество? В такой колыбели все живы, не без оснований же говорят, что у Бога все живы… Разумеется, в этом смысле жив и Саша Лепехин.
Время – это наша память, она позволяет воскресить любой момент жизни известного нам человека. Александр Лепехин один из тех, кто достоин нашей доброй памяти, хотя выдающихся открытий он не совершил, а его имя не попало в новую энциклопедию. И горевать ему об этом в голову не приходило, не было в нем порока честолюбия. Саня как раз и был тем хорош, что многое к чести своей не делал: не портил русский язык, не менял истинных вечных ценностей на ложные…
Саня был убежденным атеистом, но никогда он не был воинствующим атеистом. И это делает ему честь. В нем была уникальная черта – ощущение нравственного предела, за который нельзя переступать человеку. Никакое реформирование сверху не могло бы заставить его изменить собственным убеждениям, нарушить внутренний духовный порядок. У православных людей это состояние называется присутствием Совести в человеческой душе. Сама Совесть это и есть Бог в тебе… И что же? Выходит, что Бог в душе атеиста Лепехина все-таки был.
Подружились мы в шестидесятые годы, в стенах редакции газеты «Смена». Держу в руках фотографию сменовцев, пришедших на 50-летие газеты в 1969 году. Какие же мы были красивые, одухотворенные, да и не глупые, хотя и были молодыми, и чушь прекрасную несли… А вот и Саня Лепехин: короткая стрижка, за стеклами роговых очков – искрящиеся глаза.
«Смена» той, нашей поры была потрясающе популярной в Ленинграде. Её главным редактором была Алла Белякова, остроумная, обворожительная женщина. Помню, к 50-летию газеты партийные власти подарили нам черную «Волгу». Реакция Аллы: «О-о, вполне подойдет к моим черным туфлям». Виталий Михайлов (первый зам. главного) вообще игнорировал подарок, будто у него был свой автопарк таких машин. Трудно понять современным людям то наше равнодушное отношение к материальному миру. Тогда мы пели иные песни: «Жила бы страна родная, и нету других забот…»
Лично я любил «Смену», как девушку в красной косынке, сошедшую с полотна Петрова-Водкина, за её боевой дух, возвышенные мотивы, за стремление к справедливости. Думаю, что Саню Лепехина тоже посещало это чувство, хотя в выражении своих эмоций он был более сдержан.
…Смотрю на фотографию и убеждаюсь, что в живых нет уже более половины того состава. Нет Эдуарда Телькинена, Виктора Герасимова, Германа Балуева, Эльвиры Горчаковой, Вадима Чусова, Сергея Чаплина… Эти люди были самобытными, со своими достоинствами и недостатками, а в целом – отличная команда индивидуальностей. И то, что почти все собственные корреспонденты центральных газет, имевших своё представительство в Ленинграде, вышли из той «Смены», говорит само за себя. Александр Лепехин, в частности, после работы в «Смене» достойно представлял всесоюзную «Медицинскую газету».
Журналистом Лепехин стал не по воле случая, он осознанно стремился к этой профессии, но по настоянию отца – генерала Лепехина – поступил сначала в Военно-медицинскую академию. И, вероятно, мог стать хорошим хирургом. Но через два года сказал: «Это не моё!» И пришел в ЛГУ на филфак, сначала на сербо-хорватское отделение, потом на журналистику.
Он бы профессионалом и поэтому любил не себя в газете, а саму газету. Любил коллективный азарт, с которым она делалась. Мне не раз доводилось наблюдать его работу в сменовском секретариате, когда Саша замещал корифея верстки, нашего главного ответственного секретаря Михаила Нейштадта. Ученик быстро впитал талант учителя. Лепехин любил движение материалов на чистой газетной полосе, любил делать макет, любил цех, где этот макет превращался в свинцовые плашки, выстраивался в гранки, обретал зеркальное изображение, а потом соприкасался с типографским валиком, и… возникала живая полоса, плод наших общих корреспондентских усилий. Полоса ложилась на стол «свежей голове»… А вот и номер, подписанный редактором: «В свет!»
Саня просто благоговел, когда первым брал в руки самый свежий, только-только испеченный номер газеты. Секретарская работа ему очень нравилась, нравилось слово «метранпаж». Он мог быть не только ответственным секретарем, а ещё и хорошим редактором, добротно пишущим журналистом. Лепехин один мог сделать газету «от» и «до».
Если «Смена» для него была хорошей школой, то расцвет его профессионализма состоялся в «Ленинских искрах». Люда Анищенко, главный редактор этого уникального издания для детей, просто не могла нарадоваться, когда в её газете стал творить чудеса верстки новый ответственный секретарь Александр Лепехин.
Есть такое житейское определение: с этим человеком легко шагать по жизни... К Саше Лепехину оно имеет прямое отношение. А почему легко шагать? Потому что такой человек умеет брать на себя чужую ношу и нести её, не показывая своей усталости. Такие черты характера, как правило, закладываются в детстве, в родном родительском доме. Я хорошо знал дом Лепехиных на 4-ой Советской. Их квартира была просторна, строга в убранстве, но не лишена некоторых оригинальных элементов. На фоне ковров – холодное оружие. Шпаги и сабли – Сашино пристрастие. Иногда мы эти шпаги снимали со стены и фехтовали, а побеждала, представьте, Мария Федоровна, добрая, красивая, великодушная женщина – мать Саши.
Легко и просто вошла в этот дом Галя Кряжевских. Она стала женой Саши. И появилась на свет ещё одна Мария, дивная Машенька.
Саша был в семье младшим, и материнские черты ему больше перепали. Потому и военным не стал, в отличие от своего брата. Кстати, очень мало людей, окружавших Сашу Лепехина, знали, что он – генеральский сын.
Моя зарисовка о друге была бы не полной, если бы я умолчал о пристрастии Лепехина к военной песне, романсу и маршу. Военные гены здесь все-таки напоминали о себе. Саша знал почти весь военный репертуар, от строевых песен царской армии до песен времен Великой Отечественной... Мы пели о поручике Голицыне и корнете Оболенском, а то и «За царя, за родину, за веру…» Тут же легко и просто переходили к «Веди, Буденный, нас смелее в бой, пускай труба зовет…. Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ…»
Вот написал этот абзац, и как-то грустно стало. Петь не с кем.
Владимир ГОЛУБЕВ
Еще
Комментариев нет:
Отправить комментарий